«Ты должна быть лучшей, Беллатриса». Эти слова Белла слышала, наверное, с самого рождения, по поводу и без.
«Ты старшая, ты должна быть примером сёстрам». А это уже появилась на свет белокурая красавица Нарцисса.
«Ты должна быть достойной дочерью своего рода…»
«Ты должна быть достойной своего мужа…»
«Ты должна быть достойной…»
«Ты должна…»
Ох, как ненавидела она это «ты должна»! С самого детства, которого у неё толком и не было. Правда, уже тогда у неё хватало ума оставить свои сомнения при себе. И уже тогда она знала, чего хочет добиться в этой жизни: чтобы ненавистное «ты должна» сменилось таким желанным «я хочу». Но пока было не время, пока она ещё была должна, пока она ещё полностью зависела от родительской воли…
Хогвартс стал для неё отдушиной. Это был первый раз, когда «должна» совпало с «хочу»: ей велели учиться хорошо, чтобы не позорить семью, и она училась очень хорошо, чтобы стать сильной.
Гордая, своевольная, страстная и преданная – такой она была всю свою жизнь. А ненависть и презрение к магглорождённым… они тоже зародились тогда, когда она всё ещё была «должна», а эти поганые грязнокровки могли делать, что хотели. Могли бегать, кричать, играть, смеяться…
Впрочем, нет, смеяться юная мисс Блэк тоже могла, и очень любила. Преимущественно, над окружающими. И, преимущественно, зло. Она завидовала прочим детям – у них было детство. И за это она их ненавидела…
Властная, горячая, непокорная – как она приняла руку Тёмного Лорда, жалкого полукровки? Просто это был первый человек, всерьёз спросивший у неё «чего ты хочешь, Беллатриса?» и одним этим заслуживший её собачью преданность. Ну, и, конечно, идея убийства грязнокровок, не без этого.
Жестокая? Не без этого. Её никто никогда не жалел, да и гордость никогда не позволяла просить пощады. Так почему она должна жалеть окружающих и внимать их мольбам? Нет, за это они были достойны лишь презрения. Когда родной отец в восемь лет награждает «круциатусом» за испорченное платье, и ты послушно молчишь, лишь до крови закусив губу, сложно вырасти белой и пушистой.
И в то же время в Беллатрисе есть что-то детское. Непосредственность, идеализм, лёгкость, детский эгоцентризм; искажённые до неузнаваемости, но – не выдавленные никакими «должна». Она наконец-то может делать то, что хочет. Её детство наступило только сейчас, и вместо кукол миссис Лестрейндж ломает людей, но, как ни банально это прозвучит, это не она сделала себя такой.